Когда ему говорили, что это алкоголизм, он всегда отмахивался. Какой это алкоголизм? Алкоголики – они как пьют? С самого утра, да еще и всякую дрянь, от которой порядочного человека вывернет на месте, и так без остановки, только с перерывом на сон, а потом все по кругу. Он с утра не пил никогда. Изысканностью в выборе напитков, впрочем, похвастаться не мог, но бармен здесь делал непритязательный Single Barrel Old Fashioned, точь в точь как на сайте старины Джека Дэниелса, а от добра добра не ищут. Сегодня Декард просаживал выигрыш в покер – совершенно честный, между прочим, ему не в чем было себя упрекнуть. Просто кому-то сегодня улыбнулась удача, а кому-то – нет. Он так и сказал Себастьену, вставая из-за стола.
– Допрыгаешься, Декард, – проронил бармен, когда он ставил кофр у стойки и запрыгивал на стул, самодовольно улыбаясь. – Рано или поздно кто-нибудь всерьез задумывается о том, что ты никогда не проигрываешь.
Стоило больших трудов приучить бармена обращаться к нему по вымышленному имени. Тот сжалился и забыл про «Уилла Э. Дика», заменив его Декардом, только когда поймал сотый или двухсотый мрачный, мучительный и уже мутный из-за выпитого взгляд. Декард ненавидел свое имя и все, что было с ним связано, а связано было достаточно, чтобы заливать воспоминания виски. Он бы давно уехал отсюда, если бы мог, но тот мерзавец, сделавший его самым удачливым сукиным сыном в Генриетте поставил условие не выезжать отсюда семь лет. И Декард терпел. Половина города знала, кто он такой, половина города сочувствовала его отцу из-за того, что сын вырос ни на что, кроме песенок, не годным, и только позорит своего уважаемого родителя. Генриетта – отвратительно мелкий городишко.
– Что на этот раз? – спросил бармен, ставя перед ним стакан, на дне которого бултыхались вишенка и кусочек апельсина.
– Эмили. Выставила меня за дверь. Вещи заберу потом, а гитару – нет уж, со мной надежнее, – помолчав, он добавил. – А ведь я люблю ее, дуру.
Неизвестно что может сделать с ни в чем не повинным инструментом разозленная женщина. Бармен хмыкнул.
– Ну должно же в чем-то и тебе не везти. Где ночуешь сегодня? У тебя вроде как жильцы – или съехали?
Декард кисло улыбнулся и осушил первый стакан. Легкая горечь биттера была сейчас как нельзя кстати – очень соответствовала горечи его положения. Он закрыл глаза, глубоко дыша и восстанавливая пошатнувшееся душевное равновесие. Достал из кармана квотер, с которым никогда не расставался и не глядя отправил его разгуливать между пальцами – движения были привычные, монетка как будто сама собой вышагивала, а пальцам полезно разминаться.
– Да куда они съедут… Найду, куда приткнуться. В крайнем случае… «Мун» открыт круглые сутки, – он усмехнулся и понизил голос. – Сниму девочку, развеюсь.
– Про «резинку» не забудь, герой, – насмешливо фыркнул бармен, повторяя коктейль.
На это Декард ничего не ответил. Во-первых, он не сомневался в том, что уж он ничего не подцепит, случись ему и правда завернуть в «Мун» и ответить на ночной звонок телефона, по которому ему предложат расслабиться. Во-вторых, он все-таки нашел себя не на помойке, и удача удачей, а, случись что, это ему ходить по врачам и лечить какой-нибудь хламидиоз. Он поднес стакан к губам, теперь уже оглядываясь по сторонам, а не глядя в одну точку, сделал еще один глоток.
– А это еще кто? – он мотнул головой на сидевшую неподалеку девчонку. Декард знал здесь всех постоянных посетителей и немало тех, кто заходит время от времени.
– А шут ее знает, – ответил бармен. – Еще какая-то мрачная особа – прямо как ты до пятого стакана.
– Тогда ей тоже нужен пятый стакан, – воодушевленно заметил Декард, приговаривая второй стакан и убирая монетку обратно в карман. – Налей ей чего-нибудь, раз уж я сегодня гуляю. А я отойду. Присмотри за гитарой.
– А я смотрю ты начал еще до моего скромного заведения! – эти слова уже неслись ему в спину.
Еще бы. Литр пива, с которого началось сегодняшнее празднование одинокой жизни, отчетливо запросился наружу, и Декард был не в силах ему отказать. Чего он хочет от девчонки, которой заказывает выпивку? Да он сам не знал, но сегодняшний выигрыш легко пришел – и пусть легко уходит, уж наверное он не обеднеет. Он даже вымыл руки, прежде чем выйти из туалета, что, по правде говоря, делал далеко не всегда, небрежно поправил отросшие волосы и отправился делить свое новообретенное одиночество и вернувшуюся тоску с новым человеком. Подойдя к стойке и ухватив кофр, он оттащил его поближе к девушке.
– Позволишь? – не то чтобы он действительно спрашивал разрешения. Он не был уродом, от него не воняло, и он не вел себя как последний говнюк – почему бы кому-то не хотеть, чтобы он сел рядом? – Так вышло, что сегодня у меня нет компании, и ты тоже не в кругу друзей, а тухнуть и пить в одиночестве – вещь отвратительная, – он протянул девушке руку. – Декард.